Контролер (ПВ-3) (ознакомительный фрагмент)
Глава 2
Октябрь 1930 года
— Сереж, — крикнула мама из коридора, пока я умывался. — Тут к тебе пришли!
— Я сейчас!
Быстро ополаскиваю голову и тут же вытираю ее полотенцем. Нормально помоюсь позже, когда Семен Игоревич общедомовую котельную раскочегарит. Тогда уж и в трубах вода горячая будет, но лишь вечером. Вот так, с полотенцем в руках, я и встретился с Катей. Именно она пришла к нам этим ранним утром.
— Сереж, — тихим голосом начала девушка. — Мы можем поговорить?
После разговора со Сталиным я сам хотел с ней встретиться, поэтому молча кивнул. Она облегченно выдохнула и стала разуваться. Родители о чем-то разговаривали на кухне, а я пригласил Катю к себе в комнату. Та зашла и растерянно огляделась. После чего аккуратно присела на край моей кровати.
— Сережа… я хотела извиниться…
Я вздохнул, чувствуя себя сволочью. «Ошибаться — можно, врать — нельзя», гремело в моей голове. Так я сказал товарищу Сталину. И раз уж я настаивал на применении этой формулировки, нужно и самому соответствовать.
— Я тоже хочу… извиниться, — выдавил я из себя.
Признавать ошибки тяжело. Признаваться во лжи — еще сложнее. Но если уж я что-то решал, то потом всегда шло действие.
— Кать, — начал я, — я тебе соврал.
Девушка удивленно посмотрела на меня.
— У меня с Женей… было, — вот все и сказано. — У нас не было любви. Да и сейчас нет. Но я чувствую свою вину, что тогда соврал тебе.
— Часто? — тихо спросила девушка.
— Пару раз. Скажу лишь, что когда я начал за тобой ухаживать, эти отношения прекратились. Остались чисто деловые, тут я тебе не врал.
— Почему ты соврал? — прошептала Катя.
— Боялся, что ты начнешь меня обвинять. Начнешь высказывать мне претензии.
— А сейчас не боишься? — подняла она свой взгляд.
— Не боюсь. У нас все равно теперь ничего не будет.
— Почему?! — вскинулась девушка. — Я могу простить!..
— Что? — перебил я ее, хмыкнув. — Я тебе не изменял. Так что ты собралась прощать?
— Ложь, — чуть подумав, сказала Катя.
Я помолчал.
— Может и простишь. Вот только — скажи честно, ты и правда ЗНАЛА о том, что было между мной и Женей?
— Нет.
Короткий ответ, но как много он мне сказал.
— Вот поэтому у нас и не может быть будущего, — девушка с удивлением посмотрела на меня. — Ты попыталась меня обмануть. Попыталась манипулировать мной и играть на наших отношениях. Для меня это не приемлемо. Поэтому Кать, давай останемся друзьями.
Глаза Кати покраснели. Она с трудом сдерживала слезы. Но для меня все было кончено. Да, я был неправ, когда соврал ей. Но девушка, способная на манипуляции, мне точно не нужна.
— Я… больше не буду так поступать, — прошептала она, еле сдерживая слезы. — Обещаю!
— Может быть. Но я не хочу жить, постоянно думая, что ты СПОСОБНА на это.
Катя ничего не ответила. Лишь посидела еще минуту и ушла. Больше она ко мне не приходила.
Работу по перевозкам я был вынужден передать Жене. Просто так получилось, что Попейчук прислал своего человека как раз в тот день, когда я собирался заняться этим поручением товарища Сталина. Он-то с меня его не снимал. Раз сказано — довести до конца, кровь из носу должен это сделать! А тут наложилось — и звонок от Попейчука, и мое желание разобраться в этом вопросе — насколько Поликарпов был прав или сгущал краски, и почти ежедневные напоминания Васюриной, что ей нужно «дело». Благо ничего сложного там не было. Прийти, объяснить, как нужно проводить загрузку товара в ящики и заполнять сопроводительный документ. Ну и о пломбах не забыть. После чего проверить — в каком виде дошел продукт. Все это я смог Жене и по телефону объяснить. А через час после этого разговора за мной прибыли.
— Агент первого разряда, Лагушкин, — представился молодой парень лет двадцати пяти. Рыжий, конопатый, ладони как лопаты. Про такого веришь — мог «дедушку убить», чисто одним ударом кулака по голове. — Мне сказано, вы приставлены наблюдателем.
— Все верно, — кивнул я, мысленно поморщившись.
Ну вот, моя деятельность ни для кого не секрет. Наверное, ничего противозаконного я не увижу. Может, это и к лучшему?
— И еще вот, сказано — передать, — протянул он мне какие-то корочки.
Я с удивлением взял протянутый документ и прочитал его. «Сотрудник особых поручений» — было вписано в графе должность и моя фамилия. Следом Лагушкин протянул мне бумагу, в которой было написано о присвоении мне временно полномочий сотрудника ОГПУ, но с прямым подчинением товарищу Сталину. Из-под юрисдикции главы ОГПУ меня эта бумажка вывела, при этом наделив правом вникать в дела структуры. Вообще отлично!
Только после этого мы спустились вниз и сели в автомобиль. Машина была рассчитана на четыре человека, и в ней нас ждал водитель. Меня усадили на переднее сидение, а сам Лагушкин уселся сзади. Думаю, подозреваемый, на чье задержание мы едем, сядет рядом с ним.
Так и получилось. Проехав полгорода, мы остановились около трехэтажного дома, бывшего доходника, и я вместе с агентом поднялся на второй этаж. Парень уверенно забарабанил в дверь, сверившись с бумажкой, которая лежала в его нагрудном кармане.
— Кто там? — раздался испуганный детский голосок.
— Откройте, ОГПУ! — напористо сказал Лагушкин.
С той стороны ойкнули, и я услышал топот детских ног. Через пару минут дверь открылась и на нас посмотрела испуганная женщина лет сорока.
— Смолин Петр Фомич здесь проживает? — не дай ей и рта раскрыть Лагушкин.
— З-здесь, — запнувшись, кивнула женщина.
— Где он?
— Так… на работе, — со страхом в голосе прошептала она.
Лагушкин видимо ей не поверил и уверенно зашел в квартиру, отодвинув женщину плечом. За ней стоял мальчик лет семи, в глазах испуг, судорожно мнет в руках какой-то листок. Присмотревшись, я понял, что когда-то это был «самолетик».
Смолин нашелся в квартире. Прятался в шкафу. Лагушкин нашел его, бесцеремонно обшаривая весь дом, а когда нашел — вытащил и заломил ему руки за спину.
— Вы задержаны, — заявил он ему и потянул на выход.
— За что? — только и сумел пропищать от боли в конечностях мужчина.
На фоне ОГПУшника он сам выглядел ребенком — не высокого роста, даже ниже меня, интеллигентное лицо, впалая грудь.
— За распространение контрреволюционных идей, — веско заявил Лагушкин и, больше не слушая мужика, потащил его на выход.
Я пока не вмешивался, лишь молча записал себе в чистую тетрадь, что никакого документа, где было бы написано — по какой статье и на каком основании проведено задержание, у сотрудника ОГПУ не было. Или было, но он ее не предъявил, несмотря на просьбу задержанного.
Приехали мы в Бутырскую тюрьму. На всем пути Смолин трясся от страха. Его колотила нервная дрожь, а взгляд метался от Лагушкина ко мне, а после на водителя. Он даже попытался заговорить со мной, но получил тычок от агента в бок и больше попыток начать диалог не делал.
В тюрьме мы дошли до кабинета, на котором висела табличка «Уполномоченный Егоров С. С.» Постучавшись, Лагушкин получил разрешение на вход, и буквально втолкнул задержанного внутрь.
Потом зашел сам и лишь за ним внутрь попал я.
Уполномоченный, мужчина лет тридцати, блондин, довольно крепко сложен, посмотрел на меня удивленно. Его взгляд меня порадовал — значит не «постанова» сейчас будет, а я увижу, как реально работают в ОГПУ.
— Распоряжение товарища Попейчука, — ответил на немое удивление Егорова Лагушкин, после чего отошел к двери, перегородив выход, и замер как статуя.
Я прошел к окну и встал к нему спиной, достав свою тетрадь. Кроме стула, на котором сидел сам уполномоченный, и одного табурета для задержанного, больше мест для сидения не было.
Хмыкнув, Егоров указал Смолину на табурет.
— Садитесь, гражданин.
О как! Интересное обращение. Смотрим дальше. Смолин на гнущихся ногах дошел до табурета, как-то беспомощно оглянулся в поисках поддержки и все же сел.
— Итак, Смолин Петр Фомич? — открыв взятую с угла стола папку, уточнил уполномоченный.
— Д-д-да, — испуганный кивок. — Эт-то я.
— Вы работали бухгалтером на заводе «Моторист», занимающегося выпуском моторов для автомобильной промышленности, так?
— П-почему работал? — затрясся мужик.
Егоров молча ждал, пока тот ответит на вопрос.
— Н-ну, я там работаю, да, — под томительным молчанием следователя, кивнул Смолин.
— Когда и как вы вступили в сговор с гражданином Лопухиным?
— К-как-кой сговор? — дал петуха мужик.
— По созданию новой партии, — как само собой разумеющееся заявил Егоров. — Промышленная партия. Вот тут у меня и ваш устав есть, — потряс листком, извлеченным из папки, мужчина. — Ваш бывший директор, гражданин Лопухин, во всем сознался. Про создание новой партии, которая должна была очернять идеи коммунизма и роль руководящей партии в этом деле. Вы собирались набрать сторонников из числа рабочих, пообещав им улучшение труда, которое и так обязаны были делать, а после — через профсоюз подбить их на бунт. На лицо контрреволюционная деятельность. Скажете, не было такого?
— Не было! — вскинулся мужик. — Чем хотите клянусь, никогда ничего такого не делал и даже не слышал!
Лагушкин возле двери нахмурился и сделал шаг в сторону Смолина, бросив взгляд на следователя. Тот отрицательно покачал головой, и парень вернулся обратно. Ну точно цербер какой!
— Если это так, почему же гражданин Лопухин пишет иное?
— Но Геннадий Степанович не мог ничего такого написать. Этого просто не было, — затрясся еще сильнее мужик.
— А вы почитайте, — достал очередной листок из папки следователь и протянул его Смолину.
Тот взял листок и вчитался. Через пару минут он поднял затравленный взгляд на Егорова.
— Это почерк Геннадия Степановича. Но это ложь! Я не знаю, почему он это написал. Но не было такого!
— А что было?
— Ну, зарплату задерживали, — ежась под взглядом мужчины, сказал Смолин. — Так не собственному желанию! Металл-то нужно закупать, а на что? Нам выделили определенную сумму, и крутись, как хочешь. Еще и план надо выполнять, а вы знаете, сколько брака идет? Больше половины выработки — брак! И сколько не штрафуй — не помогает. У нас же больше половины — только недавно свои деревни покинули. Ничего еще не умеют. Так еще и в профсоюзы жалуются на штрафы, те давить начинают. Мы в Госплан обращались, а там нам заявили, что не их проблема. Деньги выделены, металл мы получили, работайте. А как? Вот и приходилось из зарплат металл докупать, чтобы хотя бы в план уложиться. После уже рассчитывались конечно с рабочими, но ведь денег больше не становится. Снова металл нужен и брака меньше не стало! Не хотят учиться! Об этом мы говорили — что нужно курсы открывать, внедрять принудительное обучение.
— Через новую партию? — тут же спросил Егоров.
— Да какую партию? — чуть не взвыл Смолин.
— Промышленную, — невозмутимо ответил следователь. — Вот, гражданин Лопухин отмечает, что не верит в способность руководящей партии решить проблемы предприятия. Для чего и нужна новая партия.
«Эк он как свою линию гнет!» — удивился я.
— Да все решили бы, если бы не секретарь горкома Одинцов! Мы же и к нему ходили, объясняли ситуацию. А что толку-то?
— Поэтому, разочаровавшись в одном члене партии, решили свою создать?
— Да не хотели мы свою партию создавать! — чуть не плача в сердцах воскликнул Смолин.
Примерно в таком духе и шел допрос. Бухгалтер рассказывал о проблемах на заводе. Как пытались их решить. Почему не получалось. А уполномоченный давил на одну точку — что была попытка контрреволюции через создание новой партии.
Так продолжалось около часа, после чего Егоров зло поджал губы. Видимо это был какой-то условный сигнал для Лагушкина, так как стоило спокойно стоящему агенту увидеть выражение лица начальства, он тут же шагнул к сидящему мужику и одним ударом сбил того на пол. Простая оплеуха, но тому и ее хватило. Сразу пара зубов полетела по полу, а с губ Смолина потекла кровь. Егоров кинул на меня быстрый взгляд и досадливо поморщился. Я постарался сделать вид, что все нормально. Даже в тетрадь в этот момент ничего не писал. Специально, чтобы показать себя «деталью мебели», и тот расслабился. Похоже, получилось.
Мужика мне было жалко. Но главное сейчас — выявить методы ведения следствия. Если мне устроят театральное представление, то ничего я не увижу и не докажу. А того, что я заметил, уже достаточно, чтобы понять — Поликарпов не нагнетал. Так что стиснем зубы и смотрим дальше.
Усадив Петра Фомича обратно на табурет, Лагушкин вернулся к двери.
— Гражданин Смолин, поймите, — доверительно заговорил Егоров. — Мы все равно докопаемся до правды, как бы вы здесь не отпирались. Но если пойдете на сотрудничество, то вам грозит лишь от пяти до десяти лет. Если мы все узнаем сами — то расстрел. Так зачем упираться? Ведь это бессмысленно.
Мужик сидел и утирал кровавую юшку, размазывая по лицу сопли с кровью. Взгляд его уперся в пол.
— Ну чего вы молчите?! — гаркнул Егоров.
— Мне нечего больше добавить, — прошепелявил тихим и потухшим голосом мужик.
Уполномоченный с брезгливостью посмотрел на Смолина, после чего мотнул на него головой.
— Иван, уведи его.
Лагушкин снова отлип от дверей и вздернул мужика на ноги. После чего тычком повернул его к выходу.
— Вперед.
Я тоже покинул подоконник и хотел двинуться следом…
— Товарищ…
— Огнев.
— Товарищ Огнев, — остановил меня Егоров. — А вы по какому вопросу?
— Знакомлюсь с работой вашего ведомства. Ну и с делом заодно.
— Так разве не хотите ознакомиться с ним сейчас? — потряс он папочкой.
— Обязательно. Но сначала хочу увидеть, где содержатся задержанные, — ответил я. — Скоро вернусь.
С Лагушкиным мы дошли до коридора, вдоль которого были расположен ряд зарешеченных дверей. Камеры судя по размеру были общего типа. В одну из них и втолкнули бухгалтера. Там уже находилась пара человек, на них я тоже заметил синяки, да общий помятый вид. После этого мы вернулись в кабинет следователя.
— Видите, Сергей Федорович, — обратился ко мне Егоров, когда Лагушкин оставил нас наедине. — С кем приходится работать. Врут, как дышат. Им в лицо факты тычешь, а толку? Приходится иногда быть жестким.
Было видно, что он не понимал, как со мной себя вести, вот и пытался «прощупать». Да и похоже его вообще не предупредили обо мне. Но сейчас, пока я ходил с Лагушкиным, он наверняка сбегал до начальства и узнал, в каком я качестве здесь оказался.
— Понимаю, — кивнул я в ответ. — Покажите его дело?
— Да, конечно.
Ознакомившись с материалами, я сделал себе в тетрадь несколько пометок, что не осталось без внимания следователя. Но никак комментировать это он не стал. После чего мы попрощались, договорившись, что я буду присутствовать на допросе и других фигурантов дела, да и вердикт по Смолину чтобы без меня не выносили, и я покинул столь «приятное» заведение.
Вернувшись домой, я испытал облегчение. Атмосфера тюрьмы и допроса навевала безысходность и тоску. Пусть я там и как наблюдатель, а все равно — ощущения самые мерзкие остались.
Вечером пришла Женя. Нахохлившаяся и недовольная. И с порога «наехала» на меня.
— Зачем ты даешь мне задание, с которым я не могу справиться?
Я аж рот открыл от удивления. Что там справляться-то? Я искренне думал, что добыть мне телефон для нее было в разы сложнее, чем провести простую проверку, как выполняется погрузка-разгрузка. О чем ее и спросил.
— Да меня туда даже не пустили! — возмущению Жени не было предела. — Сказали: а кто ты девочка? А что я им отвечу? Что твоя помощница? Так от меня тут же бумагу потребовали! Естественно, что предъявить я им ничего не смогла. Только опозорилась!
Мне ответить на это было нечего. И правда, почему я не подумал, что Женю могут попросить предъявить документ, что она имеет право там вообще находиться? Меня вот подобными корочками снабдили по самое «не балуй». Даже вот, не забыли новое удостоверение выдать для новой задачи. И что мне теперь делать? С таким же вопросом на лице на меня смотрела Женя. Пора мне определиться — послать ее окончательно, или все же довериться чуть больше.
Продолжить чтение книги на АТ
Поделится в соц.сетях
Страницы: 1 2
Комментировать статьи на сайте возможно только в течении 7 дней со дня публикации.