— ... не знаю я, товарищ гвардии капитан, как это устранить, — признался техник, старшина Буркин. — Это в нормальную мастерскую надо и там внимательно смотреть, а мы в лесу, считай. Да и вообще, тут целую деталь надо с завода заказывать, а потом в приличной ремонтной мастерской менять.
Противник, как и ожидалось, предпринял попытку отбить потерянную территорию. Для этого было использовано две единицы полукустарной реактивной артиллерии, восемь эрзац-танков, один настоящий «Леопард 2», а также до двухсот пехотинцев.
«Леопард 2» спалить не удалось, он смылся сразу же, как резко запахло жареным, но зато была уничтожена одна самодельная РСЗО, а также четыре эрзац-танка. Пехота противника тоже понесла потери — сорок семь человек убитыми и неизвестное количество ранеными.
С эрзацами хорошо помогли вражеские мины, перекопанные сапёрами на новые места. Сейчас никто не ставит мины на неизвлекаемость, потому что их ведь можно использовать ещё много раз, так как дефицитная вещь, поэтому найти и выкопать их не составило большой проблемы.
Вот и подорвалось два эрзаца, до состояния утиля, а ещё два были остановлены из автопушки Б-11.
В «Леопарда 2», кстати, сумели попасть из трофейной противотанковой пушки — возможно, он отступил не из опасения потери, а по причине повреждения какого-либо узла. НАТО тоже больше неоткуда брать новые танки, поэтому у них каждый «Леопард 2» и М1 «Абрамс» на особом счету.
Но без последствий этот бой не прошёл. Стрелковый батальон потерял тридцать шесть человек, пушка была уничтожена прямым попаданием кумулятивно-осколочным снарядом, а БМП Итальянца получила снаряд из 57-миллиметрового орудия эрзаца в левую «щёку» башни.
Если на пусковую установку комплекса активной защиты и на пусковую установку «Корнета» было плевать, ракет и зарядов нет уже давно, то вот повреждение многоканального панорамного прицела было для БМП летальным. Полуслепая бронемашина, как показывает практика, становится лёгкой жертвой для компетентных противотанкистов, поэтому на поле боя её пускать нельзя. В других условиях, но не в нынешних.
— Вообще ничего не сделать? — спросил Немиров.
— Да вы сами посмотрите, товарищ гвардии капитан! — указал старшина рукой в сторону БМП. — Там мало того, что визор разбило, так ещё и кусок стали отломило! Я же не Гарри Поттер, чтобы починить всё взмахом палочки!
— Хорошо, я тебя понял, — коротко кивнул ему Аркадий. — Будем думать, что сделать.
Но сделать ничего нельзя. Размен получился неэквивалентный: поменяли Б-11 на самопальный РСЗО и четыре эрзац-танка.
— С командирского прицела тоже можно стрелять, — произнёс Итальянец. — Хрен с ним, с панорамным прицелом.
— Это не так, — покачал головой Немиров. — Придётся посадить на броню десант.
— Да кто подпишется на такое?! — удивился Клевцов.
— Выбора-то нет, — прикрыл глаза капитан, которому очень сильно захотелось вновь закурить.
Сидеть десантником на броне — это подвергать себя риску пострадать от сработавшей динамической защиты и КАЗ. Пусть комплексы активной защиты уже давно все закончились, но динамическая защита на месте, а это минимум триста грамм пластита в каждом контейнере. Ударная волна от срабатывания такого контейнера эквивалентна трём гранатам РГН, то есть, безусловно убьёт на расстоянии до метра от эпицентра взрыва, а ещё ведь есть осколки, нисколько не ограниченные подобными дистанциями...
— Либо так, либо пешком, — вздохнул Немиров и устало протёр лицо рукой.
— Может, сварим какую-нибудь херню за башней? — предложил техник. — Вам же нужен наблюдатель, чтобы вовремя замечать противника? С «бэшки»-десятки снимем пару-тройку листов и сварим, хе-хе, воронье гнездо? Десяху, так и так, в утиль — её уже заканнибалили до остова, а тут хоть шерсти клок. От осколков защитит — уже хоть что-то.

Б-10, который тот же Б-11, но с пулемётным вооружением и назначением БТР, был ограблен на предмет всего полезного — динамическую защиту с него ободрали ещё до того, как он прибыл в расположение 7-го танкового батальона, а уже на месте с него сняли все возможные узлы, после чего подлатали ими Б-11. Но броня на нём есть, это правда.
— Сможете сварить что-то приличное в разумные сроки? — уточнил Немиров.
— Варить мы умеем, материал есть — за день управимся, — уверенно заявил техник. — Думаю, разумнее будет наварить рамы из конструкционки, а к ним, на болты, бронепанели — коробку сделаем с дверью, а также козырёк наварим, чтобы сверху тоже было безопасно.
— Перегруз? — поинтересовался Клевцов.
— Запас по массе ещё есть, — почесал старшина затылок. — Весить это гнездо будет килограмм триста, может, чуть больше — считай, три десантника дополнительных. С наблюдателем получится четыре десантника — легко потянет машина. Нам браться?
— Беритесь, — решил Немиров.
Сегодня ему надо будет выделить время и написать письма семьям погибших — в штабе запросили индивидуальные соболезнования утверждённого формата. Так себе утешение для близких, конечно, но таков протокол.

***
— ... мы сделали все возможное, — продолжал министр экономики Андрей Давыдов. — Но предпринятые меры не оказали должного эффекта и...
Он сделал паузу. Ему не хотелось говорить то, что он должен сказать дальше.
— Ну-ну, продолжайте, — приободрил его президент.
— Вероятно, в следующем году будет наблюдаться острый дефицит продуктов жизненной необходимости, — решился Давыдов.
— Так... — изрёк президент.
То, что ситуация с продовольствием тяжела — это было известно давно. Часть получаемого зерна идёт на продажу союзникам по блоку и нейтральным странам, а остальное идёт на удовлетворение нужд внутреннего рынка. Но в этом году была необычайно сильная засуха, сельское хозяйство шлёт панические доклады о сокращении урожая, поэтому неудивительно, что в следующем году страну не ждёт ничего хорошего. Но чтобы голод...
— Это невозможно, — произнёс президент.
После его изречения повисла пауза.
— Александр Андреевич... — заговорил министр экономики.
— Я сказал, что это невозможно! — патетическим жестом стукнул президент по п-образному столу. — У нас наметились успехи на фронте! Мы начинаем побеждать! Что?
Министр обороны, Геннадий Горин, поднял руку.
— Господин президент, не следует расценивать случайный успех на фронте как предпосылку для победы, — произнёс он. — Это, скорее, недоразумение, нежели плод стратегического гения нашего генштаба. Просчёт вражеского командования, плодами которого мы не в состоянии полноценно воспользоваться.
«Моя „петрономика“...» — думал в это время президент, проигнорировавший слова министра обороны. — «Одна засуха и...»
Он считал, что его сравнивают с американским президентом Рейганом. «Человек, который вытащит Россию из глобального кризиса» — таким был его образ во время предвыборной кампании.
Программа-то у него была хорошая: разорвать порочный круг зависимости от кобальта и вернуться к истокам — к нефтепереработке.
Многие до него пытались, но за десятилетия доминирования электромобилей и не нефтяных эко-френдли материалов, объёмы добычи и переработки нефти существенно упали. А когда возникла потребность возродить нефтяную отрасль, оказалось, что нефтепереработка безвозвратно утратила ключевые технологии.
То топливо, что заливают в танки — это биотопливо, сделанное из отходов и растительного масла.
Нефтеперерабатывающие заводы есть, они ещё функционируют и производят сырьё для пластиков, но оказалось, что новые заводы строить больше не в состоянии никто.
В первый же год своего президентства он понял, что не в силах ничего изменить. Нужно финансировать исследования по восстановлению технологий, но на это просто нет ресурсов.
«Нам просто нужно больше времени», — прервал ход своих мыслей президент.
— Мы не можем развивать этот успех, потому что это не успех, — продолжал Горин. — Уже сейчас ясно, что стрелковые батальоны, занявшие плацдарм под Варшавой, не смогут удерживать свои позиции — есть серьёзные проблемы со снабжением, а также с восполнением понесённых потерь. Вдобавок к этому, противник продолжает предпринимать попытки выбить наши войска с занятого плацдарма...
— Тогда нужно добавить туда резервов, — сказал президент. — Введите резервы!
— Но у нас нет никаких резервов, — ответил на это генерал-полковник. — Мы не можем даже снять подразделения с других фронтов — это уже было проделано четыре раза. На каждом направлении находится чуть меньше минимально необходимого количества солдат. Всё это наступление исходило из политическ...
— Мы должны развивать этот успех! — перебил его президент. — Найдите резервы! Устройте вербовочную кампанию — изыщите добровольцев и отправьте их на некритические фронты, а с фронтов снимите боеспособные подразделения — мы должны взять Варшаву! И, исходя из этого, мы сможем начать переговоры по выводу Польши из войны!
— Нет уже давно никаких добровольцев! — резко встал из-за стола покрасневший министр обороны. — Мы полностью исчерпали не только добровольцев, но и весь мобилизационный ресурс! Если продолжить забирать людей, то начнут страдать промышленные и сельскохозяйственные производства — ты разве не слышал доклад министра экономики?! Нас ждёт голод! И ты предлагаешь мне убить ещё несколько тысяч солдат?! Ради чего?! Ради того, чтобы ты, сучоныш, отчитался перед электоратом, что у нас всё хорошо и мы выигрываем?!
Вновь повисла пауза.
— Я вас понимаю, — доброжелательно улыбнулся ему президент Петров. — Нервы, стресс... Идите в свой кабинет и отдохните — вернётесь, когда успокоитесь.
Министр обороны сломал позолоченную ручку, которую держал в правой руке, резко развернулся и покинул зал заседаний.
— Генерал-лейтенант Сергеев, — обратился президент к начальнику генштаба. — Что вы можете сказать о возможности изыскания резервов?
— Ну... — растерялся начальник генштаба. — Товарищ генерал-полковник был прав, у нас...
— Я не хочу ничего слышать о невозможностях! — замахал руками президент. — Я хочу услышать о возможностях! Расскажите мне о возможностях!
— Нам нужно время, чтобы провести переоценку баланса подразделений на фронтах, — после недолгой паузы ответил на это генерал-лейтенант.
— Займитесь этим, — ободряюще улыбнулся ему президент. — А теперь перейдём к вопросу патриотического воспитания...
Тут дверь зала заседаний резко распахнулась и в помещение влетел какой-то майор.
— Господин президент! — воскликнул он. — Генерал-полковник Горин застрелился...

***

— Мы полагаем, что это свидетельствует о наличии каких-то резервов у противника, — резюмировал генерал армии Дональд Эйкхёрст. — Если у них достаточно солдат для закрепления на образовавшемся выступе, то окружение Варшавы неизбежно. Мы не сумеем собрать достаточно сил для контрнаступления. Разумно будет отступить к Чилице-Колонии. Я предлагаю построить там линию обороны, чтобы удержать противника от соблазна дальнейшего продвижения.
— Откуда у них резервы? — нарушил возникшую тишину верховный главнокомандующий ОВС НАТО, Джонатан Даллес.
— Мы не знаем, — признался генерал армии Эйкхёрст. — Может, им помогли их узкоглазые товарищи, может, они решили утопить свою экономику — это неважно. Мы имеем веские основания полагать, что солдат у них теперь достаточно и это решительное наступление лишь начало. Я настаиваю на том, чтобы отвести войска к Чилице-Колонии и спешно строить там оборонительную линию. Иного выхода из этой опасной ситуации я не вижу.
— Это неприемлемо, — встал с места генерал Левандовски. — Вы понимаете, что предлагаете?! Мы не можем оставить Варшаву!
— Предпринятые контратаки были отражены — русские вкопались в захваченные укрепления, — сказал на это генерал армии Эйкхёрст. — Нам нужно отступить, иначе это грозит нам полным разгромом.
— К тому же, это точно похоронит экономику русских, — добавил британский генерал Пикфорд. — Они вынуждены будут кормить население города, а сейчас засуха...
Польский генерал покраснел и схватил со стола пресс-папье. По его разгневанному лицу было видно, что он хочет метнуть его в британца.
— Не позволяйте себе опрометчивых действий, — предупредил его Пикфорд. — Помните, что мы на одной стороне.
Поляк хотел ответить резко, но ему не дали.
— Мы не можем отступать, — произнёс верховный главнокомандующий НАТО Даллес. — Снимите резервы с южного направления — в Италии стало чуть потише. Убытие трёх-четырёх пехотных батальонов ни на что не повлияет.
Эйхёрст хотел сказать, что это далеко не так, но не стал публично ронять авторитет соотечественника.
В Италии совсем не тихо. Повстанцы взяли Рим и это грозит гуманитарной катастрофой в Генуе, Болонье и Милане, потому что беженцы бегут на север. Стокилометровую линию обороны «Пиза-Равенна» держит восемь батальонов пехоты — этого точно недостаточно, чтобы остановить даже стихийную волну беженцев, которых они вынуждены пропускать, а если на них пойдут организованные силы повстанцев...
Это будет коллапс обороны и потеря северной части Италии — президент и Конгресс не простят такого никому.
На родине тоже всё не очень хорошо — бои на границе с Мексикой продолжаются со средней интенсивностью, что отнимает резервы, которые можно было выделить на Европу и Австралию.
В Австралии тоже всё не слава богу — китайцы предпринимают попытки наступления на регион Пилбара, где сосредоточены очень большие запасы кобальта, а также размещён перерабатывающий завод. Все остатки КМП США сейчас находятся там.

Ситуация ухудшается повсеместно, не хватает призывников для восполнения потерь, не хватает рабочих рук на заводах — всё неуклонно катится в пропасть. Демографическая яма 40-х годов привела к тому, что те, кто должен будет родить детей в 50-е и 60-е, сами не родились.
Молодые были угроблены войной и экономическими кризисами, потери населения за последние два десятилетия оценивают в два миллиарда — настолько плохи их дела.
У противников тоже всё плохо, но они всё ещё представляют угрозу.
«Убрать хотя бы одного противника с доски, и тогда мы победим», — подумал генерал армии. — «Если бы Европа перестала быть проблемой, мы бы справились с Китаем и Кореей».
Бросать Европу нельзя, ведь она представляет огромную промышленную ценность — тут есть заводы, производящие хоть какое-то оружие. Ну и на Африку влиять будет сложнее, не будь Европы.
— Варшава ведь даже не ваша столица, — продолжал приводить аргументы генерал Пикфорд.
Столица Польши уже тринадцатый год как в Кракове, поэтому англичанин прав.
— Но это символ! — воскликнул поляк. — Мы не можем отдать его на поругание русским!
— Стратегически выгоднее будет отступить и оставить город, — повторил генерал армии Эйкхёрст.
— Дон, этого не будет, — покачал головой верховный главнокомандующий НАТО. — Снимайте три батальона с Италии и отправляйте их под Варшаву.

***

— Хлопцы, чьих вы будете? — поинтересовался Немиров, подъехавший на электробагги к крупному отряду, прибывшему на передовые позиции. — И откуда здесь?
— Здравия желаю, товарищ капитан, — вышел из строя сержант в форме старого образца. — Сержант Савельский, 1-й взвод 4-й роты 6-го батальона ополчения. Из Москвы мы.
— Так, — произнёс Аркадий. — А командир ваш где?
— Убыл к командиру бригады, отрапортовать о прибытии, — ответил Савельский.
Это был первый новоприбывший батальон, но не последний. Из Ставки, как узнал Немиров из своих источников, обещали прислать целых шесть стрелковых батальонов, чтобы ударные части смогли завершить окружение Варшавы и продолжить наступление вглубь вражеских территорий.
Что это даст стратегически, помимо больших материальных и людских потерь, капитан Немиров понять не смог, но возмущаться и осуждать действия командования не собирался. Наверное, есть какие-то веские резоны ухудшать и без того критическую ситуацию...
Тут в расположение бригады начали прибывать гражданские грузовики.
— Где здесь автопарк?! — высунулся из головного грузовика какой-то гражданский.
— Направо езжай! — указал Немиров. — Там дорога, сам всё поймёшь!
— Спасибочки, ваше благородие! — снял водитель кепку и изобразил поклон в пояс.
— Гражданские... — неодобрительно произнёс капитан.
— А когда кормить будут? — спросил один из ополченцев.
Грузовики — это, очевидно, для моторизации стрелковых батальонов. Стремительное танковое наступление требует оперативной доставки пехоты, потому что танки обороняют захваченные территории очень плохо и сравнительно легко выбиваются без прикрытия.
— Ладно, поехали обратно, — сел капитан в багги на электротяге.
— А где они будут заряжать все эти грузовики? — спросил ефрейтор Борисов.
— Не наша проблема, — махнул рукой Немиров. — Если пригнали сюда, значит, подумали и о подзарядке.
Скорее всего, эти грузовики выдернули из гражданского снабжения, возможно, реквизировали их у сельского хозяйства, чтобы поддержать это непонятное наступление.
— Что там, шеф? — спросил сидящий в курилке Клевцов.
— Ополченцы пришли, — ответил севший на противоположную лавку Немиров. — Значит, будет скоро новое наступление.
— А у меня скворечник не подлатан... — пробурчал лейтенант.
«Воронье гнездо» на Б-11, прозванное Клевцовым скворечником, пострадало в ходе вчерашней контратаки. В него попала граната допотопного LAW, проделавшая в нём небольшое отверстие и ранившая наблюдателя. А потом в скворечник попала очередь из М2 «Браунинг», что только усугубило ущерб. Нужен ремонт, но все мощности заняты — на Т-90М заменяют ведущий каток, повреждённый в ходе позапрошлого боя. Это то ещё «развлечение», включающее в себя ещё и натягивание трака, поэтому заняты все техники.
— Главное — скворечник работает, — усмехнулся Немиров.
— Работает, — согласился Клевцов.
За всё время обороны занятого плацдарма БМП получила три попадания из противотанковых гранатомётов и два из них вызвали срабатывание динамической защиты — осколки контейнеров можно было наблюдать в виде царапин на скворечнике.
— Времени мало, — произнёс капитан. — Давай поработаем ручками и подлатаем скворечник самостоятельно. Пойдём, посмотрим у техников. Возможно, есть свободный инструмент.

***

— Товарищи солдаты, сержанты и офицер, — начал Немиров свою речь. — Через два с половиной часа мы начинаем наступление, к которому так долго готовились. Командование передало инструкции, с которыми я и должен вас ознакомить.
Далее он начал разжёвывать солдатам и сержантам каждый манёвр, который они предпримут в ходе этого амбициозного наступления. Каждый солдат должен знать не только свой манёвр, но и общий смысл действий своего подразделения. Пусть стратегический смысл сего действа ловко ускользает даже от Немирова, но на тактическом уровне генштаб спланировал вполне разумный порядок действий, основанный на здравом смысле.

Противник не смог удержать берег Вислы, поэтому четыре танковых батальона сумели создать плацдарм на другом берегу и прикрыть стрелковые батальоны, подошедшие и сделавшие любую возможную контратаку неудачной. За ночь были вырыты основательные траншеи и переведена не плавающая бронетехника, а потом был наведён понтонный мост — всё это было сделано недели назад.
Задачей танкового батальона Немирова, усиленного двумя слегка моторизованными батальонами ополченцев, было прорваться через руины Пясечно, полностью разбомбленного и обезлюдевшего годы назад, после чего устремиться к аэропорту имени Шопена, где возможно наличие остатков вражеской авиации.
Как только аэропорт будет взят, необходимо будет дождаться прибытия пешеходной части недомотострелковых батальонов, после чего двигаться к Регулам и Пястуву — там ожидается какое-то сопротивление.
Другие танковые батальоны будут действовать южнее и севернее. Главная задача танкистов — быстро рассечь оборону противника и помочь пехоте додавить очаги сопротивления. Последнее необязательно, но желательно — так можно избежать слишком больших потерь.
Аркадий уже пообщался с ополченцами — это рабочие с военных заводов, принудительно призванные в войска. Раньше у них были брони, ведь это именно они производят всё то, чем стреляет и взрывает армия, но Петров, видимо, решил, что краткосрочная победа важнее, чем экономика.
— Командиры отделений — в интендантскую службу за дополнительным боекомплектом, — приказал Немиров. — Стрелять будем много, поэтому берите патронов будто на неделю.
В честь такого замечательного события, как первое за полгода крупное наступление, Ставка прислала по двадцать бронебойно-подкалиберных снарядов на танк. Аркадий сэкономил пять снарядов в предыдущих боях, поэтому можно забить «карусель» и ещё три снаряда останутся лежать в немеханизированной укладке. Такого богатства он не видел с сороковых...

***

— ДОТ, двенадцать часов, — сообщил Аркадий по взводной связи.
— Принял, — ответил Клевцов и через секунду засадил в пулемётный ДОТ очередь осколочно-фугасных снарядов.
Несколько снарядов попали куда надо, поэтому пулемёт исчез.
— Танк, два часа! — доложил наблюдатель.
Поворот башни, искры от попадания в верхнюю лобовую деталь, выстрел.
Есть попадание в корпус, но цель не поражена. Автомат заряжания засылает в казну пушки сначала снаряд, а затем метательный заряд.
Противник перезарядился быстрее, поэтому в танк прилетел ещё один снаряд, но уже куда-то в башню. Грохот и звон металла чуть не отвлекли капитана от его главной задачи. Выстрел.
Есть попадание — в квадрат под орудием. Очень сложная цель, маленькая, но зато всякое попадание в неё фатально. Так и получилось.
Боеукладка танка М1 «Абрамс» вспыхнула и выбила панели. Но вышибным панелям сегодня некого спасать — экипаж уже мёртв.
— Урусбеков, что там? — обратился Немиров к наблюдателю.
Но ответа не было.
Оторвавшись от прицела наводчика, он повернул голову и увидел, что рядовой лежит на дне боевого отделения и истекает кровью. Командирский люк разрезало снарядом на две неравные части, а осколками поразило рядового прямо в голову. Мгновенная смерть.
— Потерял наблюдателя, танк функционален, — сообщил Немиров по взводной связи.
— Принято, «Мирный», — ответил Клевцов.
Люк командира, скорее всего, заклинило.
«Жаль Урусбекова, хороший был парень», — отстранённо подумал Немиров, прильнувший к прицелу. — «У него родня под Тверью...»
Наступление продолжалось.
В танк полетели реактивные противотанковые гранаты, но дистанция была слишком велика, поэтому никто из засевших в окопах пехотинцев НАТО не попадал.
Немиров держался на дистанции и отстреливал противника из спаренного ПКТ.
Утолщённый ствол начал греться, о чём тревожно запищал специальный датчик, поэтому капитан слегка снизил интенсивность.
Механик-водитель плавно перемещал танк, создавая ломаный рисунок движения, чтобы затруднить противнику прицеливание, а капитан Немиров подавлял пехоту огнём, отвлекая её от Б-11 Итальянца.
Клевцов же, двигаясь максимально ненавязчиво, сумел сократить дистанцию и высадить пассажиров у им же разбитого ДОТа.
Штурмовики проникли в траншеи и сразу же начали кровопролитную перестрелку с подавленными пулемётным огнём пехотинцами противника. Штурмовикам выдали удвоенный боезапас, причём с обещанием пополнения сразу после боя.
«Не верь слезам проститутки, обещаниям наркомана и словам интенданта», — промелькнула в голове Немирова мудрая пословица.
Но в этот раз, возможно, всё будет серьёзно. Интенданты не сами производят материальные ценности, поэтому может быть и так, что им иногда бывает просто нечего выдавать...
— Ха-ха... — усмехнулся капитан.
Штурмовики закидали укрывшихся в блиндаже пехотинцев противника гранатами, после чего продолжили быстрое движение по вражеской траншее, задавливая встречающихся солдат превосходством в плотности огня. Тут вопрос решённый.
— «Полк», выдели мне бойца в наблюдатели, — связался Немиров с сержантом Савельским, возглавляющим взвод приданных ополченцев.
— Есть, товарищ гвардии капитан! — ответил сержант. — Сейчас пришлю!
Ополченцы уже подступили к траншеям противника и скоро будут занимать оборону.
Штурмовики Итальянца — это профессиональные убийцы, убивающие без сомнения, быстро и эффективно. Некоторые из них воюют уже годами. Все они кадровые военные, с богатыми послужными списками, но званиями не выше старшин.

Опыт предыдущих конфликтов выявил необходимость таких вот людей, которые будут решительно штурмовать смертельно опасные траншеи, уничтожая там всё живое.
На самом деле, даже в войнах прошлого разные страны приходили к необходимости формирования подобных подразделений. Первые отряды штурмовиков, как точно знал Немиров, появились ещё в Первую мировую войну, в Германской империи. Это были элитные отряды, возглавляемые унтер-офицерами, задачами которых был прорыв вражеской линии укреплений, что выливалось в максимально быстрое уничтожение наибольшего количества вражеских солдат в траншеях и приоритетное выведение из строя пулемётов. Как только штурмовики выполняли свою кровавую работу, на позиции прибывала ординарная пехота, задачей которой было защитить захваченные траншеи от контрударов.
«Форма изменилась, а содержание всё то же», — подумал капитан Немиров, наблюдая за тем, как штурмовики добивают последних солдат в траншеях.
Прошли минуты с их спуска в траншеи, а командир отряда уже машет ополченцам, показывая, что всё чисто.
«А ведь когда-то я писал о чём-то подобном», — вспомнил он свой источник заработка, коим пробавлялся после разорения бизнеса по переработке батарей.
Людям, почему-то, стало интересно читать художественные произведения, написанные покалеченным фронтовиком.
«Какие-то деньги это приносило...»
В основном он писал в жанре «Альтернативная история», преимущественно на тему Великой Отечественной — эта война оставила незаживающую рану на целых поколениях, поэтому он считал, что подобная литература производит терапевтический эффект. Вопль боли и отчаяния, казалось, прорывался через поколения и люди подсознательно хотели это исправить, хоть как-то.
«Возможно, когда-нибудь, точно так же будут писать и об этой войне...» — подумал Немиров, взглянув на датчик оставшихся патронов в спаренном пулемёте. — «Или не будет больше никаких людей, и никто ничего не напишет...»
Раздался деликатный стук.
Капитан посмотрел на командирский экран и увидел ополченца, лежащего на крыше башни.
— Здравия желаю... — заговорил подползший ополченец. — Рядовой Волчков.
— Вытаскивай Урусбекова, — приказал капитан, открыв люк наводчика.
Он помог, как смог — посадил тело рядового правой рукой.
— Спусти его на землю, — дал Немиров указание. — И включи маяк ГЛОНАСС. Он у него в нагрудном кармане.
Такие маяки есть у каждого солдата, включая и танкистов. В выключенном состоянии он бесполезен, но если активировать его, то он будет слать сигнал что-то около четырёх месяцев, в течение которых тело будет очень легко найти. Заранее включать его запрещено, потому что раньше у противника были средства для пеленгации сигнала, после чего в местоположение прилетало что-то артиллерийское. У солдат НАТО такие тоже есть — это, вообще-то, изначально их придумка, только они опираются на GPS.

В общем-то, такие маяки хорошо помогают находить раненых, поэтому Немиров считал это изобретение одним из немногих хороших вещей, чуть-чуть смягчающих поганое военное бытие...
— Не открывается? — спросил он, когда ополченец не сумел открыть разблокированный изнутри командирский люк. — Тогда лезь через этот люк.
Волчков забрался в танк. Неудобно было крутиться внутри, чтобы пропустить его на место командира, но они справились.
— Следи через экраны и триплексы за окружающей обстановкой, — сказал ему Немиров, подумав, что надо было заранее выделить резерв наблюдателей. — Докладывай о любой увиденной вражеской бронетехнике, а также о пехоте, приближающейся к танку. С добром к нам никто не подходит, поэтому я должен знать обо всех непонятных. Как понял?
— Так точно! — ответил рядовой ополченец. — То есть, вас понял!
— Всё, не спи, — велел ему капитан.

***

— Разберись с этим, — сказал Немиров, передавая стопку коробочек Клевцову. — Мне письма писать...
Три «За Отвагу», два «Георгиевских креста» четвёртой степени — столько выделили им за успешный захват укрепов.
— Наверное, лучше посмертно, да? — неуверенно спросил лейтенант.
— Сам решай, — переложил на него ответственность Немиров. — На собственное усмотрение, короче говоря.
Потом нужно будет вписать Ф.И.О. в наградной лист и описать подвиг — отражена уже четвёртая контратака НАТО, поэтому такого тут хватало...
Варшава успешно блокирована, но поток беженцев всё не убывает. Даже если бы они захотели, у них не хватит сил, чтобы прекратить его. Возможно, вместе с гражданскими из города выходят и вражеские солдаты, но Немирову было всё равно.
Обороны города не видно, но внутрь они не полезут, потому что это гарантированные тяжёлые потери. Среди городских руин один вражеский солдат превращается в пять — даже если это и преувеличение, то незначительное.
В городе почти невозможно реализовать преимущества бронетехники: укрытий полно, эффективность противотанковых средств резко возрастает, а ещё там много гражданских, которых крайне нежелательно убивать, даже случайно. Если пришёл в город с целью геноцида, то задача немного упрощается, но они пришли сюда не с этой целью.
«А с какой?» — спросил себя капитан и не смог дать себе ответа.
Командование метает бронетехнику на самые опасные направления, поэтому отдохнуть получается только вот в такие периоды затишья. Но это для солдат, а для офицеров и сержантов работа не заканчивается. Организационные проблемы, письма соболезнования родным, обязательно от руки, обязательно аккуратным разборчивым почерком — так того требует протокол.
«Столько погибших солдат...» — сел Аркадий за стол в своём блиндаже.
Он взялся за первое письмо и дописал его наполовину. Погиб техник, старшина Буркин. Немиров успел узнать его довольно хорошо. Из Волгограда, женат, детей нет, как и у многих, до Второй Третьей мировой работал кузовщиком в автомастерской, ремонтировал электромобили. После мобилизации, прошёл обучение и отправился на фронт в составе 7-го гвардейского танкового батальона. И вот он погиб от снаряда кустарной РСЗО.
Тут в блиндаж вбежал бледный Итальянец, одной рукой прижимающий к груди коробки с наградами, а другой держащий смартфон.
— Всё, товарищ гвардии капитан, добегались... — произнёс он.
— Что случилось? — спросил Немиров.
Лейтенант подошёл и показал ему экран.
— Да это вброс... — не поверил капитан.
Клевцов сменил вкладку браузера и показал другую новость. И ещё одну. И ещё одну.
— Зассут они, — скептически прищурился Немиров.
— А если не зассут? — спросил лейтенант.
Каждая новость сообщала, что объединённое командование НАТО связалось с Кремлём, впервые за три года, и выдвинуло ультиматум — либо ВС РФ отводятся от Варшавы на исходные, либо будет ограниченно применено тактическое ядерное оружие.
— Если не зассут, тогда, действительно, добегались, — вздохнул Немиров. — Скоро узнаем.

***

— Команда «Газы»!!! — заорал капитан Немиров, выбежавший из блиндажа.
Он уже был в противогазе, надетом так быстро, будто между курсантскими годами и сегодняшним днём прошло не более пары месяцев.
Тактическая ядерная ракета ударила по расположению наибольшей концентрации живой силы — на самом западе Варшавы. Командование уже знает и оперативно доложило всем командирам.
Зарево мощного взрыва было видно и отсюда, поэтому находившиеся на улице солдаты уже лихорадочно надевали противогазы.
— ОЗК!!! — прокричал капитан. — Живо!!!
Сам он быстро раскатал свой комплект по грязи и начал спешно в него облачаться.
— Всем по штатным местам! — продолжил Немиров. — Где Маляр?! Итальянец — в БМП! Загерметизироваться и включить вентиляцию! Волчков!!! За мной!
Быстро запрыгнув в танк, он дождался, пока механик-водитель и наблюдатель займут свои места, после чего включил систему защиты от оружия массового поражения.
Все заслонки и жалюзи были закрыты, после чего включилась вентиляция, создавшая подпор.
Одним ударом НАТОвцы не ограничились, поэтому земля затряслась, что отразилось даже на танке.
— В укрытие! — приказал Немиров.
Механик-водитель, без лишних слов, направил танк в специально вырытый капонир, перекрытый двумя рядами мешков с землёй и четырьмя рядами дубовых брёвен. Так себе защита от ядерного удара, но хоть что-то...
— Волчков, не вздумай даже прикасаться к люкам, — предупредил Немиров наблюдателя. — Если прилетит рядом, то мы тут как в консервной банке — герметичны.
— Немиров, как слышно? — заработала рация.
— Отлично слышно, — ответил капитан. — Взял на борт остальных?
— Как и было оговорено, — подтвердил лейтенант. — Как шпроты в банке!
— Сидите в... — заговорил Немиров.
Тут весь мир перевернулся и его с силой ударило об казну орудия.
Во рту появился привкус железа, а в голове повис туман. Очень сильно заболела голова, а также что-то в левом боку.
Неопределённое время спустя он пришёл в себя и попробовал пошевелить правой рукой. Рука сразу же наткнулась на что-то мягкое и тёплое.
Капитан открыл глаза и не увидел ничего.
Проводка в танке, вероятно, выгорела вследствие электромагнитного импульса.
Приложив усилие, он сдвинул с себя тело ополченца, после чего полез в карман за мобильником. Но тот тоже перегорел. Вся электроника, действовавшая в момент ядерного удара, должна была выйти из строя, даже танковые СУО и связь.
Пошевелив ногами, он ощутил на них какие-то предметы. В левом боку очень остро болело.
«В противогазном подсумке была зажигалка».
Зажигалка была извлечена и зажжена.
Сразу стало ясно, что танк лежит на левом боку, потому что Немиров сейчас лежит, упёршись спиной в дисплей панели управления давно исчерпанным КАЗ «Афганит».
Рядовой Волчков был мёртв — от удара свернуло шею.
— Маляр... — подал капитан голос. — Маляр...
Но ответа не было. Боль в левом боку будто бы стала ещё острее. Нужно было как-то реагировать.
Он попробовал подняться, но это вызвало обострение боли, которая чуть не отключила ему сознание.
Оглядевшись, он увидел неповреждённый контейнер с аптечкой. Но главное, что он увидел — командирский люк был открыт. На него наварили лист стали, на щедрую сварку, но этого оказалось недостаточно.
Герметизации танка нет, радиоактивная пыль уже внутри, а гамма-излучение свободно проникает внутрь. Он уже покойник.
Но Немиров был не из тех людей, который просто так опускает руки.
Он приложил сверхусилие и дотянулся до контейнера.
Вырвав правой рукой не особо сопротивлявшуюся дверцу, он вытащил из контейнера аптечку и начал выполнять необходимые действия.
Первым делом он расцепил застёжки ОЗК на правой ноге и вколол себе обезболивающее. Затем он задержал дыхание, приподнял противогаз и быстро проглотил таблетку йодида калия. Никак не защитит от гамма-излучения, но альфа- и бета-излучение намного опаснее.
Когда обезболивающее подействовало, Аркадий нашёл в себе силы подняться и проползти к механику-водителю.
Зажигалка освещала откровенно плохо, но он увидел достаточно. Маляру проломило череп. Мёртв.
Оставаться в разгерметизированном танке было бессмысленно, поэтому он пополз к выходу.
Люк наводчика не желал открываться, его подпирало что-то снаружи. Пришлось вылезать через люк командира.
Снаружи был густой дым — из танка этого было не видно, но горело всё.
Брёвен вокруг нет, но горит трава, горят деревья и кусты.
Выбравшись из танка, Немиров поднялся на ноги и огляделся. Боль в левом боку никуда не делась, но воспринималась она гораздо легче — можно идти, некоторое время.
Чуть не упав в очаг разгорающейся травы, он пошёл прямо, туда, где раньше был второй капонир.
Один из окуляров противогаза треснул, поэтому защита от радиоактивной пыли была сомнительной, но другого противогаза у него нет. Да и не до этого сейчас.
По пути он запнулся о тлеющее бревно — совсем недавно оно служило защитой танка.
Дальше он немного прополз по покрытой пеплом земле, делая короткие паузы на передышку. Затем он нашёл в себе силы встать и оглядеться.
Б-11 обнаружилась метрах в сорока от её капонира. Она стояла на гусеницах, но башня её была свёрнута.
Когда Аркадий доплёлся до бронемашины, внутри кто-то уже нажал на кнопку пневматического опускания аппарели. Бронедверь рухнула на испепелённую землю.
На аппарель упала чья-то безвольная рука, а внутри БМП виделась груда тел, лежащих вповалку. Как понял Немиров, Б-11 перевернуло раз пять.
— Кто это? — спросил выползший из десантного отсека человек.
— Клевцов, ты?.. — узнал его Немиров.
— Шеф, живой... — лейтенант прополз по металлу аппарели и попробовал подняться. — Ох, кажется, нога сломана...
Он сел и начал щупать ногу.
— Не, не сломал, — пришёл он к выводу. — Но ушиб мощно... Что делать будем, шеф?
— Не знаю, — сел рядом с ним Немиров. — Мы уже покойники.
В этот момент на фоне, со стороны Варшавы, проявилась ослепительная вспышка.
— Вот теперь точно всё, — заключил капитан.
— Ха-ха... — грустно рассмеялся Клевцов. — Жаль, что маму больше не увижу.
Немиров, чувствующий обострение боли в левом боку, вытащил из противогазного подсумка аптечку и вколол себе новую порцию обезболивающего.
— Живые там есть? — спросил он, кивнув на БМП.
— Не знаю, — ответил Клевцов. — Мехвод точно всё, а остальных я тормошил, но без отклика.
— Как ты выжил вообще? — поинтересовался капитан.
— Я пристегнулся к креслу наводчика, — ответил лейтенант. — Требование ЗОМП. А Семёнов вот не пристегнулся. Так куда сейчас?
— Пойдём к реке, — принял решение Немиров. — Вряд ли выжил кто-то ещё...
— Да и мы тоже, — усмехнулся Клевцов.
— Не страшно умирать? — спросил капитан.
— Я видел свою смерть более героической, но и так сойдёт, — произнёс лейтенант. — Нет, не страшно. Шеф, ты плечо подставь, а то нога...
— Аптечка есть? — спросил Немиров.
— Есть, — кивнул Клевцов. — Ах, точно. Какая теперь разница, да? Сейчас, вколю себе...
Через несколько минут они вяло поплелись на север, к реке Висле.
С юга лес, но он сейчас, скорее всего, горит. На востоке огонь, на западе огонь — куда ни пойди. Единственное место, где можно спокойно встретить смерть — это река.
— Думаешь, ударили всем, что есть?.. — спросил Клевцов.
— Не сомневаюсь... — ответил Немиров, подпирающий его плечом.
Ракеты уже должны были достигнуть конечных адресатов и сжечь ещё живые мирные города дотла.
Это конец современной цивилизации.
— Тогда это плохо, — произнёс Клевцов.
Посреди уже успевшего сгореть поля стоял закопчённый трактор, к которому была прикреплена примитивная косилка. Всё зерно сгорело, оставив после себя только тлеющие недогоревшие стебельки и дым.
Итальянец снял противогаз и отбросил его в сторону. Немиров последовал его примеру.
Наконец, они дошли до берега. Тут тоже всё было выжжено дотла, но зато на самом берегу нашлась каменистая полоса.
Они сели прямо на камни.
— Курить будешь или всё ещё медицинские показания не позволяют? — спросил у него Клевцов.
— Давай.
— Сейчас, только ОЗК сниму...
Немиров тоже решил больше не нести на себе этот груз и расстегнул все пуговицы костюма, после чего скинул его с себя.
Стало ощутимо холоднее. Левый бок заболел ещё сильнее — похоже, что там нечто более серьёзное, чем ушиб.
— Уцелели, родимые... — вытащил Клевцов пачку «Парламента».
Они закурили.
— Да уж... — изрёк лейтенант. — Почему-то всегда знал, что всё закончится именно так.
Немиров не отвечал, он смотрел на мерное течение реки и на островок посреди неё.
— Эх, вот бы сразу взорвало... — продолжил Клевцов. — Но, видимо, простая смерть — это слишком легко.
Отсюда было хорошо видно, как весь горизонт заполняется дымом. Горят полуразрушенные пригороды, горит сам город, а также леса и поля вокруг него.
— Плохой год ждёт планету... — сказал Клевцов. — А может и не год. Как думаешь, сколько продлится... Эй, шеф...
Он посмотрел на капитана, сидящего неподвижно и смотрящего на пылающий горизонт.
— Кэп, ты... — коснулся он его плеча.
Капитан Немиров завалился набок.

Примечания:
1 — БМП «Мардер» — боевая машина пехоты, вооружённая 20-мм автопушкой Mk 20 Rh 202, изготовленной фирмой «Рейнметалл», а также французским ПТРК «Milan». Разработка этого девайса стартовала в 1959 году, но заняло сие действо целых девять лет. Тут важно знать бэкграунд этой истории — незадолго до этого, в середине 50-х годов, западноевропейские страны решили всё бросить и построить танк, который будет высокомобильным и простым в обслуживании, а на бронирование и вооружение всем всё равно. Идея эта базировалась на том, что западным экспертам показалось, что кумулятивные невращающиеся снаряды будут становиться всё мощнее и мощнее, поэтому броня за ними не угонится и пора эту гонку прекращать. И вот к этому вундерваффе, оснащённому 90-миллиметровой пушкой и символической бронёй, полагалось разработать БМП, чтобы всё было красиво: танк быстро мчит и стреляет, а скороходное БМП на подсосе, оперативно подвозит пехоту. Но что-то всё не нравилось приёмщикам, поэтому ТЗ меняли несколько раз, в основном по причине того, что военные сами точно не знали, чего именно они хотят. Сначала им было очень надо «боевое такси», чтобы подвозить пехоту к позициям противника и посильно поддерживать их огнём, потом что-то не понравилось с массой, что вызвало облегчение машины, а потом кому-то стало некомфортно внутри и её сделали шире. Но вот выпустили конечный продукт и все ненадолго успокоились. А потом, когда серия уже пошла, вдруг оказалось, что в СССР перевернули игру и сделали БМП, способное биться против танков, поэтому армия захотела что-то такое же или даже лучше, поэтому на «Мардер» прицепили ПТРК, потом поставили теплолокатор, чтобы обнаруживать врага издалека, а там и до тепловизора дошло. Вроде бы можно было расслабиться, машина уже совершенна, но потом военным захотелось, чтобы броня стала потяжелее. Резюмируя, можно сказать, что «Мардер» практически не воевал, как и «Леопард 1», поэтому его боевая ценность не совсем понятна. Впрочем, если помнить, что он не плавает, он тяжёлый, вместимость десантного отделения, из-за ПТРК, была снижена до 6 человек, то ценность видится очень сомнительной. Даже сейчас эта штука морально устарела, а в 2053 будет чем-то вроде БТ-7М в условиях войны 1980-х годов. То есть, теоретически можно использовать против пехоты, при этом даже будет какой-то видимый эффект, но всё равно как-то не очень.

2 — О деиндустриализации — у тебя, уважаемый читатель, после прочтения таких сведений, может возникнуть на лице скептический прищур, но прошу тебя не спешить с выводами. Ярчайшим примером чему-то подобному могут служить события, происходившие в 1998 году, во время разработки знаменитого Т-90А, который «Владимир». К 98 году «Уралвагонзавод» утратил технологию изготовления литых башен, поэтому на новую модель поставили сварную башню, которую, конечно, удачно усилили, что даже несколько повысило защищённость башни, но сварная башня — это предыдущий уровень. Да, недостатки перекрываются современным технологиями, новым качеством сварки, сравнительной дешевизной и простотой изготовления, а также облегчением ремонта, но литые башни имеют свои преимущества. Например, литые башни более прочны и стойки к поражению кумулятивными снарядами, они могут иметь более сложную форму, что выгодно с точки зрения эргономики и распределения массы — вот это вот всё было тупо утрачено. Как же так получилось? А получилось это в ходе деиндустриализации, когда старички с завода либо уходили, либо умирали, а новички на замену вовремя не поступали, поэтому целые пласты технологий уходили вместе со старичками. И, казалось бы, это же ОБОРОНКА! Такое невозможно, потому что не может быть никогда! Увы, такое происходило, это наша история. Вот ещё тебе, уважаемый читатель, пример, но даже без элемента слома экономической формации — космический зонд «Вояджер-1». Он вылетел 5 сентября 1977 года, с целью посмотреть, что там на Юпитере и Сатурне, посмотрел, а потом отправился выполнять дополнительную миссию — определить границы гелиосферы. В 2012 году он определил эту границу. Сейчас он продолжает лететь дальше, на данный момент прошло уже 46 лет и 8 месяцев — полёт нормальный. Только вот неожиданная проблема — сейчас жив только один человек, который полноценно понимает, как программировать компьютер в «Вояджере-1», звать его Ларри Зоттарелли и ему сейчас 80 лет. Он на пенсии уже давно, но до сих пор консультирует НАСА. Вот отъедет он в Вальгаллу или в Пустоту — как быть дальше? Кто проконсультирует? Кто подскажет? А никто. И будто этого мало, ребята, работающие в НАСА, в ходе переездов потеряли часть документации к «Вояджеру-1», ведь никто не думал, что эта штука продержится так долго. Сотрудники, присоединившиеся к проекту в 80-е и 90-е, к слову, сейчас тоже уже пожилые, знают не всё. Например, была проблема — обнаружилось, что зонд должен был отключиться в 2010 году. Кто это запрограммировал и зачем? Непонятно. В итоге, конечно, смогли убрать это запланированное отключение и «Вояджер-1» продолжает свой сверхдолгий полёт, но могли же ведь и не заметить. Или вот тебе пример из глубокой древности. Я этот пример поднимал в своём «Чингисхане» — древние римляне утратили технологию изготовления лорики сегментаты. Казалось бы — это же мастхэв, это легче, чем кольчуга или пластины, это прочнее, чем кольчуга или пластины, но, тем не менее, утратили. В этом случае более простая технология, дающая приблизительно эквивалентную защищённость за счёт увеличенного веса, вытеснила пусть и более лёгкую и практичную, но более сложную технологию. И этот случай очень близок к истории с башней Т-90А. Технологии — это штуки, которые трудно найти, легко потерять и ещё легче забыть. Так что такой хай-тек как ПТУР и все эти крутые приблуды, появившиеся в современности, можно очень легко утратить и если тебе, уважаемый читатель, почему-то кажется, что наша цивилизация незыблема и уж такие вот архиважные технологии мы ни за что и никогда не утратим — это тебе только кажется. И не думай даже, что сохранить технологии поможет интернет и всё такое. Даже сам интернет постепенно утрачивается — старые сайты 90-х годов, имеющие какую-то культурную и историческую ценность, постепенно пропадают навсегда, по причине неоплаты серверов и так далее. Да человечество утратило даже технологию пилотируемого полёта на Луну — сейчас, объективно, это не может сделать ни одна страна. Нет, болтать об этом может почти любая страна, но реальные технологии были утрачены и всё надо переоткрывать заново. Даже в США признают, что если вот прямо сейчас, то никак нельзя, ничего не получится. Нужны новые заводы, специализированные под эту задачу, нужно восстановить технологии, нужно разработать новое программное обеспечение и заново решить кучу других проблем, которые были успешно решены в конце 60-х. Формально, старт такого мероприятия будет гораздо легче, чем в 60-е, но это не значит, что будет легко — много чего придётся воссоздавать с нуля. А это уже даёт основания полагать, что технологии утрачены.

Продолжить чтение книги на АТ

Поделится в соц.сетях