Рейд в опасную зону (ознакомительный фрагмент)
— Орёл! Орёл! Я- Лев!
— Я- Орёл! Слушаю.
— Меняется план штурма…
Слышу собственный скрежет зубов. Отдаю команду бойцам группы спецназа перегруппироваться.
Чувствую, враг оказался в курсе нашего штурма. Полковник Львов не находит нужным поставить меня в известность. Но иначе не было бы смысла в последнюю минуту менять план штурма.
Мне это не по нраву. Но я подчиняюсь приказу.
Вертолёт, на котором мы прибыли сюда, взлетает, оставляя нас посреди беспощадного края — Сирии, отрезая от большой земли.
Операция начинается. И не ясно, сколько из нас вернётся домой. Особенно после последних вводных.
Кроме того, есть ещё одно обстоятельство- деревня, которую заняли боевики, расположена у подножия гор, с трех сторон окружающие поселение. В скалах, расположенных вокруг, имеется множество сквозных расщелин — тоннелей, которые позволяют в случае опасности легко ретироваться с места дислокации боевикам, которых мы преследуем.
Сама природа создала эти тайные тропы. Выходит, по этой причине боевики выбрали именно эту деревню для своей базы.
— Егор, ты со своей группой должен атаковать с востока, занять выгодные позиции на участке — заблокировать боевиков, — говорит полковник. — Задача второй группы, которой командует майор Береговой — заблокировать участки, ведущие к расщелинам и не допустить прорыва через них боевиков.
Сомневаться мне не положено, но зная группу Берегового, не уверен справится ли он со своими ребятами с такой задачей.
Дело не в том, что парни у него неопытные. Но увидев на месте испещренные скалы по всему периметру, думаю о том, что ребят у него маловато, чтобы заблокировать с трех сторон пути отхода через проходы в горах.
— На уступах скал оставишь снайперов, на верхнем — разместишь пулеметную огневую точку. Атаку проводим стремительно. Ведите огонь на поражение, — продолжает полковник Львов.
Дышу ровно, несмотря на то, что мы передвигаемся ближе к цели.
— Орлов, как слышно? — голос полковника в рации пробивается сквозь шум ветра.
— Слышу, — отвечаю коротко, быстро проверяя снаряжение. Бронежилет уже давно стал моим вторым телом. Плечо тянет АК-12 — надёжный, как всегда. Всё на своих местах: патроны, гранаты.
— Действуем по плану, который я изложил, — продолжает полковник Львов. — Мы не должны допустить гибели жителей деревни… И наших ребят тоже.
— Принял, — отвечаю, не глядя на своих парней. Здесь слова лишние. Мы слишком давно вместе, чтобы нужно было что-то говорить.
Мы идём в глубь поселения, туда, где нас по всей видимости уже ждёт враг. Они укрылись повсюду в жилых домах. Боевиков немного, но их позиции укреплены.
— Снайперысняли охрану! — докладывают по рации. — Можете приступать.
Задача — штурм, выбить засевших в сельской местности боевиков. Важно взять главаря Бурхана живым. Если не удастся, то ликвидировать. Любой ценой не дать ему уйти.
Таков приказ.
Солнце в Сирии ярче и жестче, чем где-либо, как раскалённый нож, режет горизонт.
Маленькая точка на карте, пыльная деревня. С виду — будто заброшенное, никому не нужное место, но я вижу, как где-то за домами мелькает движение. Боевики устроились по полной, как в блиндажах, но мы их оттуда выковыряем.
Мы окружаем деревню. Словно хищники на охоте, движемся быстро, неслышно. Песок под ногами поглощает наши шаги, ветки сухих кустов ломаются бесшумно. Вглядываемся пристально.
— Егор, чего молчишь? — Лёха Семёнов подходит ко мне, поправляя автомат за спиной. Его лицо обветрено так же, как моё, но нос перебит — ещё с той самой операции, когда нас накрыли в ущелье.
— Держись рядом, Лёха, — бросаю я, проверяя карту на планшете. Мы почти на месте.
Мы двигаемся дальше по пустынной земле, прячась в тени редких скал. Внизу, за холмами, раскинулось полуразрушенное на вид селение.
Я поднимаю руку, давая знак замереть. Взглядом пробегаю по своей команде: каждый на своём месте. Мгновение тишины перед схваткой.
Первая очередь вылетает, как гром среди ясного неба. Боевики нас заметили, но мы уже готовы. Я веду огонь, укрываясь за каменной глыбой. Пыль взлетает в воздух от взрывов, кто-то кричит, но я не слышу. Всё сосредоточено на цели. Очередь из АК, короткая пауза, смена позиции. Я вижу, как враг отступает вглубь деревни.
Стрельба из гранатомётов, грохот, гарь, запах войны.
— Егор, справа! — голос Лёхи доносится, и я инстинктивно перекатываюсь в сторону. Пули просвистывают над головой, но я уже на ногах, веду ответный огонь.
Вижу одного из них. Высокий, бородатый, в чалме. Он целится в меня, но я не даю ему шанса. Одна короткая очередь — и он падает. Но тут всё меняется.
— Лёха, прикрой! — командую я. Разворачиваюсь, стреляю, еще один ликвидирован.
Группа Берегового начинает атаку со стороны скал. Сверху стреляют снайперы по боевикам, которые устремляется к расщелинам в горах.
Мы действуем по плану, как отлаженный механизм. Связь по рации — короткая, чёткая. Дают зелёный свет, и мы двигаемся ближе, подходим к первому из строений, низкому дому с выбитыми окнами и полуразрушенной крышей.
Бойцы распределяются вдоль стен, прикрывают друг друга, проверяя каждый угол, каждую трещину. Ветер гонит пыль, и я чувствую, как на зубах скрипит песок, но это сейчас ерунда. Главное — зайти так, чтобы они нас не услышали.
Я подаю знак рукой, и первый из моих бойцов, Лавров, метким движением швыряет дымовую гранату к узкому входу. Взрыв — глухой, едва слышный, но густой дым заполняет помещение. Мы врываемся внутрь, не теряя ни секунды. Перед глазами всё расплывается в сером мареве, но я вижу, как тени боевиков мелькают в углах, двигаются нервно, беспорядочно. В таких условиях враг всегда нервничает, и это нам на руку.
— Первый дом зачистить! –командую, голос чёткий, твёрдый, в наушниках эхом доносится короткое «Принято». Мои бойцы двигаются слаженно, как один. Вижу, как Лавров метким выстрелом снимает одного, затем второго. Остальные прикрывают, на мгновение в доме воцаряется тишина.
Переходим к следующему дому. Этот побольше — с закрытыми ставнями, выглядящий крепче. Понятно, что они могут засесть здесь, отстреливаться, тянуть время.
Я подаю сигнал группе бойцов, которые заходят с противоположной стороны, окружая строение. Мы, словно стальная ловушка, захлопываемся вокруг. Один из бойцов на крышу — занять высоту, оттуда всегда лучше виден обзор. Шумно, словно изнутри кто-то переговаривается. Их точно больше, чем мы предполагали, но это нас не останавливает. Больше будет добычи.
— Трое сзади! Подкрепление с севера! — слышу в наушнике, и сердце моментально ускоряет ход. Боевики дернулись, огонь резкий, перекрестный. Они хотят нас поджать, но мы идём плотнее. Шум автоматных очередей заполняет пространство, но каждый выстрел — уверенный, целенаправленный. Прикрываю бойцов, как только могу, и на секунду успеваю заметить движение на крыше дома напротив.
Секунда, и я поднимаю автомат, прицеливаясь. Противник дерзкий, не знает, что его уже выследили. Грохот — и он исчезает в клубах пыли.
— Всё чисто! — докладывает группа, и мы быстро движемся вперёд, зачищая дом за домом. Всё идёт по плану, враг вынужден отступать, шаг за шагом отходит к центральной площади, где их уже ждёт засада.
А вот и он — Бурхан. Вижу вдалеке их главного, здоровенного мужика с автоматом, который жестами что-то яростно объясняет своим. Его лицо красное, пот струится по лбу. Но сейчас это его последняя ошибка — он слишком близко к нам. Секунда — и его накрывает ещё одна граната, вся площадь погружается в пыль и дым.
Мы ещё немного поджимаем их, они выбегают один за другим, растерянные, обезоруженные, но расслабляться рано. До меня доходит сигнал с нашего пункта.
— На другом конце деревни могут еще укрываться боевики. Там заметно движение.
— Зачистить оставшиеся дома! — отдаю приказ своим бойцам.
-Боюсь в деревне среди жителей сейчас начнется паника, — кричит подскочивший ко мне лейтенант Семёнов. — Если жители начнут метаться среди строений, то оставшиеся боевики Бурхана обязательно воспользуются этим.
— Не думаю, что люди добровольно вылезут из своих укрытий, если только…
Я умолкаю на полуслове, увидев посреди улицы чумазого босоного пацаненка лет четырех, внутри себя рычу, как зверь от собственного бессилия.
Пацаненок ревет, размазывая грязь по лицу. От грохота канонады огневых залпов, и, по всей вероятности, потеряв мать. Зачерствевшее сердце солдата сжимается. А ситуация меняется буквально молниеносно. Из полуразрушенного дома напротив с черными зияющими провалами вместо окон, выскакивает молодая женщина вся закутанная в черное. Длинная юбка, кофта с длинными рукавами и черный платок на голове.
— Не стрелять! — ору своим.
Мать твою!
Прямо в прицеле стволов нашей группы она, хватает пацана на руки, мечется. И неожиданно бросается в сторону расщелин скал, пытаясь укрыться от огневого штурма. Все местные знают и пользуются этими тоннелями, как проходами.
Что за…?!
Только не туда! — вырывается рык из моей груди.
Не туда! Там приказ — стрелять на поражение в любого, кто будет приближаться к скалам, к его тоннелям.
Женщина с ребенком на руках бежит просматриваемая со всех сторон — как на плацу. Хоть бы одета была в белое, могли решить — бежит сдаваться. Так нет, вся в черном, на той стороне могут за боевика принять. А то, что с ребенком, так мол спецом забрал, что пожалеют русские дитя — не выстрелят.
Полный абзац!
Зря я сомневался в бойцах Берегового, да и снайперы, расположившиеся на уступах скал, надежно встретят любого… огнем на поражение.
— Этим могут воспользоваться уцелевшие от гранатометного обстрела боевики. Прикрывшись заложниками, начнут диктовать свои условия, — хладнокровно цедит лейтенант, глядя на бегущую женщину.
Ветер поднимает пыль, и она оседает на всё вокруг, забивая дыхание, ослепляя глаза.
Сколько прошло времени — минута, две?
Жесть!
— Лейтенант Семёнов! Принимай командование группой на себя.
— Товарищ майор…
— Отставить! Выполняй приказ вышестоящего.
— Есть!
«Мы не должны допустить гибели жителей деревни… И наших ребят тоже» — В голове звучат слова генерала Львова.
На размышления нет времени.
Я стремительно бросаюсь вслед за женщиной. Пули свистят с двух сторон. Попадаю под перекрестный огонь. Уклоняюсь то влево, то вправо, Пригибаюсь, петляю, но разве здесь есть где укрыться. И женщина с ребенком и я у своих, и чужих как на ладони.
Неожиданно наступает затишье. Может, Лёха Семёнов успел передать своим, о том, что я рванул на амбразуры? Возможно, и так. Но чужие тоже охотятся на нас.
Тишина — коварная, режет слух. Она всегда тягучая, словно затишье перед роковым выстрелом.
Вокруг выжженная равнина, обрамленная серыми скалами и редкими кустами, притаившимися под знойным солнцем. Песок хрустит под ногами.
Женщина, как тень, мечется по пустоши. Вся в чёрном, будто укрылась самой ночью. Юбка длинная — не для бега по такой местности, она путается, цепляется за ноги, но её это не останавливает. Вот только она бежит не к нам, а от нас.
Пули над головой снова со свистом рвут воздух — со всех сторон.
— Чёртов перекрёстный огонь, — сквозь зубы бурчу, поддавая шаг.
Получается, Лёха не передал про нас. Ну, или не все получили сообщение.
— Ложись! Пригнись! — ору я женщине в черном, не глядя по сторонам, пока сам пригибаюсь, скрываясь за осколками скал.
Она, словно не слышит меня, несётся к темноте в глубине скал, крошечным тёмным проходам, что кажутся ей спасением. Бежит, спотыкается, но не тормозит.
Ей кажется — рукой подать, и вот оно спасение.
Нет, родная, там нет спасения! — гулко стучит кровь в висках.
Скосив взгляд, вижу на руках женщины испуганного заплаканного мальчонку лет четырех — пяти, темноволосый, с глазами, как два остекленевших куска неба. Он прильнул к женщине, уцепился за её плечо, и от страха даже не издает звука.
Я кричу снова, на этот раз что-то нечленораздельное, но так, чтобы она хоть что-то уловила.
Напрасно! Она смотрит на меня через плечо, как на зверя, которого, видимо, считает своим преследователем. В глазах — страх, в каждом шаге — отчаяние. Вдруг она делает выпад в сторону, в сторону туннелей, будто в их тени ей откроются спасительные двери…
Пулю отрикошетило рядом, пыль пошла столбом. Я резко ускоряюсь, догоняю её — рука на плече, тяну вниз. Её крик обрывается, когда я, не церемонясь, валю её на землю, накрываю своим телом, а ладонью сжимаю её плечо, фиксируя.
— Успокойся! Успокойся, мать твою! Не стреляю я в тебя!
Ответа нет — она всё ещё смотрит испуганными, недоверчивыми глазами. Непонимание. Паника. Словно я не спасаю, а краду её последнюю надежду…
— Слушай меня! Лежи на земле, слышишь? Не поднимайся! — повторяю, пытаясь вытрясти понимание. У неё дрожат губы, но слов не слышно, она крепко держит ребёнка, словно надеется, что вот-вот и все растворится, исчезнет.
На секунду наступает тишина — такая глубокая, что я улавливаю шум крови в венах. Миг — и мне показалось, что сейчас всё закончится. Но её взгляд цепляется за нечто за моей спиной, и я почти машинально оборачиваюсь.
Тяну автомат к плечу, выравниваю дыхание. Вокруг всё дрожит от раскатов взрывов и стрекота автоматов, но сейчас в моем прицеле — только он, тот самый, что застыл на краю обрыва с гранатомётом наготове.
Душман.
Хищный профиль, тень от чалмы падает на глаза, так что я не вижу их — только блеск подводного огонька на дне холодного взгляда.
Линия мушки плавно тянется к его сердцу, и я на мгновение задерживаюсь, изучая цель: крепкий парень, с выжженными солнцем щеками, пальцы уверенно сжаты на оружии. Его дыхание медленное, спокойное, он ждёт момента — такого же, какой жду я. Всё, что вокруг, как будто тонет в серой дымке, остаются только я и этот чужак, между нами — едва заметная дрожащая линия смерти.
В прицеле вижу, как он напряжённо всматривается в нашу сторону, взгляд жесткий, уверенный, но с ноткой хищной усмешки, едва уловимой, только по резким морщинам у губ. Он чуть подается вперёд, прикидывая траекторию — тот, кто привык бить наверняка. На бронежилете светятся зловещие пятна свежей грязи, но мне виден каждый изгиб на руках, скользящих по корпусу оружия.
На долю секунды наши взгляды будто встречаются сквозь линзу. Я вижу, как он чуть дёргается, понимая, что тоже попал в прицел. Напряжение висит в воздухе, как натянутая струна. Оружие прижато к плечу, палец на спусковом крючке — мгновение, и мы оба знаем, что кто-то здесь останется лежать.
Вздох — и я медленно сжимаю курок, уже чувствуя прохладу триггера под пальцем.
Палец рефлекторно сжимает курок, но я уже знаю, что не успею — выстрел в этот раз не отобьётся эхом, не дойдёт до цели…
Всё вокруг будто замедляется — толчок, оглушительный взрыв. Удар — такой, что кажется, грудь разорвалась на куски, и огонь, словно рывком вырванный из самого сердца, обрушивается на тело. Ноги подкашиваются, руки — будто ватные. Женщина прижимается к земле, затихая, а я остаюсь стоять на коленях, осознавая, что держусь за последнюю нить этого мира.
Тело слабеет, руки — как чужие, чужие и бессильные. В ушах всё тише.
Горячая боль пронзает всё тело, и я падаю на сухую, раскалённую землю.
Кровь льётся, заливая песок. Мир начинает плыть перед глазами. Я слышу приглушённые крики, но не могу различить слов. Боль всё сильнее. Я хочу встать, но тело не слушается.
Всё это время я был готов к смерти, но теперь, когда она пришла, это кажется несправедливым.
— Егор! — голос Семёнова доносится откуда-то издалека, как будто из другого мира. Он бежит ко мне, я вижу его лицо, полное ужаса сквозь кровавую пелену.
— Мы их одолели! Только не умирай, друг! Держись!
Он кричит, но я не могу ответить. Мир медленно уходит.
Я падаю в пустоту.
Поделится в соц.сетях
Страницы: 1 2
Комментировать статьи на сайте возможно только в течении 7 дней со дня публикации.